|
Banned
4,917
|
Ровно 10 лет назад, 19 декабря 2010 года, тысячи людей вышли на улицы Минска, протестуя против традиционного итога президентских выборов в Беларуси. До августа 2020 года это была одна из наиболее массовых акций протеста в стране, которая вошла в историю как «Плошча-2010». По разным оценкам, на улицы столицы десять лет назад вышли от 15 до 40 тысяч человек.
Протесты после выборов-2020 длятся уже 133 дня, и вопрос, почему в 2010 году все закончилось за семь минут (именно столько понадобилось силовикам, чтобы „зачистить“ площадку перед Домом правительства), а в этом году нет, повис в воздухе. Об этом поговорили с аналитиками Центра европейской трансформации, кандидатом социологических наук Оксаной Шелест и магистром политических наук Андреем Егоровым.
«За 10 лет белорусы гораздо меньше стали рассчитывать на государство, а больше на себя»
При сравнении двух протестов с разницей в 10 лет видно, что и масштаб, и эффективность, и результативность Плошчы-2010 сильно отличаются от того, что происходит в Беларуси сейчас.
Андрей Егоров магистр политических наук
— В 2010 году в политической ситуации и протестах участвовала традиционная оппозиция и традиционные политические силы, это была незначительная часть белорусского общества. Поэтому все закончилось в традиционном режиме, не особо отличающемся от того, как это было в предыдущие годы. Но за эти 10 лет серьезно изменилось состояние общественно-политического участия белорусского общества, изменились ценностные установки, и в этом году произошел массовый общественный сдвиг, — говорит Андрей Егоров.
Кандидат социологических наук Оксана Шелест поясняет, что на разницу повлияли долгосрочные процессы — то, что изменилось в белорусском государстве за эти 10 лет, и набор более краткосрочных факторов — это события начиная с 2019 года, без которых все было бы совсем по-другому.
Если говорить о долгосрочных процессах, то за 10 лет белорусский режим, который закрепил за собой тотальный контроль всей системы управления, выстраивание государственных институтов, менялся в одном направлении, а белорусское общество — в другом. И где-то к 2018−2019 году, по словам социолога, эта разнонаправленность развития стала вступать в очень серьезные противоречия.
Оксана Шелест кандидат социологических наук
— Плошча-2010 стала такой точкой своеобразной бифуркации, потому что накануне президентских выборов 2010 года режим стоял на грани непонятного выбора. Начались заигрывания с Западом, появились некоторые надежды, что мы свернем с восточного на европейский путь, происходила либерализация внутри самой системы госуправления. То есть были надежды, что режим трансформируется. Но выборы 2010 года и то, что за ними последовало, задали очень четкое направление дальнейшего развития политического режима Беларуси. И те тенденции, которые еще с 2006 года были понятны — это окостеневание, укрепление политического режима и маргинализация политической оппозиции, — закрепились и стали достаточно четкой данностью, было понятно, что дальше режим будет действовать в этой логике. А оппозиция на какое-то время потеряла шансы эффективно этому противодействовать и занимать значимое место в обществе, — поясняет Оксана Шелест.
Политическая ситуация в Беларуси исчезла, политика как поле на 10 лет пропала, и все понимали, что противостоять этому сил и ресурсов на данный момент нет. Активные белорусы, имеющие социальный капитал и позицию, стали искать пути развития вне политического поля.
В результате мы получили ситуацию, когда политической борьбы нет, а есть укрепившаяся власть с полным контролем над ситуацией, но позволяющая некие вольности и свободы в различных сферах общественной жизни. Позволяющая, потому что это было необходимо для экономики. Речь идет о сферах культуры, образования — именно там, пока государственные институты стремительно костенели, была свобода.
— Единственное условие — вне политики, и все эти 10 лет мы вполне аполитично, но достаточно активно развили культуру, образование, урбанистику. Плюс качество занятости в частной сфере изменилось: раньше это были индивидуальные предприниматели и мелкие бизнесы, теперь это айтишники. И тут надо понимать, что люди, которые не включены в государственную систему занятости, обладают большим уровнем свободы: они живут в другой системе правил, норм и отношений, и не чувствуют себя настолько зависимыми от государства, — говорит Шелест.
Соцопросы, проводимые независимыми аналитиками, показывают, что за эти годы белорусы гораздо меньше стали рассчитывать на государство в большинстве сфер своей жизни: в вопросах своего благосостояния, образования, здоровья все чаще они рассчитывали на себя.
— Всемирное исследование ценностей тоже показывает сдвиг у белорусов по шкале от традиционного патерналистского типа человека, который больше ценит безопасность и стабильность, к тому типу, который больше ценит самовыражение, свободу и развитие. Мне кажется, что именно эти процессы являются серьезным основанием того, что мы имеем сегодня и что не позволяет протестам закончиться быстро, запихнуть эту пасту обратно в тюбик. Это накопленные вещи, — говорит Шелест.
Важно также, что произошло изменение потребления обществом медиа: интернет догнал телевидение и в нем стали доминировать независимые источники информации. Кроме того, изменилось отношение общества к частному сектору экономики: люди стали обращать внимание на то, что в нем можно заработать, оценили свободу экономической деятельности.
— Примерно с 2007 года рос разрыв между запросом белорусского общества на изменения и характером предоставляемых на этот запрос государством действий. Но ситуация характеризовалась тем, что люди не видели субъектов на общественно-политическом поле, которые могли бы принести им эти изменения, и они не верили традиционной оппозиции. То есть люди хотели изменений и возлагали надежды на государство, которое эти изменения не приносило, и запросы у людей росли. Рос разрыв между удовлетворенностью государственной политикой в самых различных областях и самой государственной политикой, — подчеркивает Андрей Егоров.
Уже ограниченная свобода натолкнулась на нелогичные ограничения
Тенденция к освобождению, саморазвитию и раскрытию своих способностей со стороны общества все больше и больше стала наталкиваться на ограничения со стороны государства. Государственные институты все это время не развивались вообще или развивались в совершенно другом направлении, и люди, далекие от политики, увидели, что их желание делать что-то хорошее самостоятельно постоянно наталкивается на какие-то препоны со стороны государства: на нелепые законы, ограничения, самодурство чиновников. Уже в начале 2010-х активным людям было понятно, что государственные институты им никак не помогают, а к 2019-му стало понятно, что они еще сдерживают и мешают.
— Это рано или поздно должно было привести к каким-то трансформациям. Хотелось верить, что без сильных потрясений. Но к концу 2019 года власть абсолютно потеряла качество обратной связи с собственным обществом. Возможно, это все из-за характеристик первого лица, которое пребывает в уверенности, что оно чувствует свой народ и этого достаточно. Но народ за это время поменялся. А все способы получения обратной связи, помимо, наверное, разведки, сильно сдали за это время. Это видно по действиям властей и по отзывам тех людей, которые включены в научной среде в государственные институции. Они говорят, что за последние три-четыре года со стороны власти пропало всякое желание не просто слышать требования людей, а вообще иметь хоть какую-то объективную информацию, которая не укладывается в их порядок. Думаю, что именно поэтому мы не увидели никаких трансформаций в 2018 году, а в 2019 году запустились процессы, которые стали расшатывать ситуацию и приводить ее ближе к политическому полю, — говорит Шелест.
Речь идет о поднятом вопросе углубленной интеграции с Россией. Аналитик подчеркивает: большого общественного сдвига 2019 год и все, что происходило в течение него, не вызвал, но он очень сильно напряг и вызвал сдвиги в той среде, которая более способна к реакции — это белорусский бизнес и, в первую очередь, инновационный бизнес, продвинутый бизнес.
— Для этой среды, особенно для людей, которые имеют опыт контактов с Россией и российским бизнесом, было понятно, что углубление интеграции и потеря суверенитета ставит крест на всех их проектах здесь. И эти люди, которые до этого воспринимали политический режим как не помогающую, слегка мешающую, но в принципе терпимую вещь, стали понимать, что если этот режим сдаст Беларусь России, ловить здесь будет точно нечего. Вне зависимости от степени патриотизма представителей этого класса было понятно, что угроза достаточно серьезная. Мне в каком-то смысле даже кажется, что политическая мобилизация весны 2020 года, выход Бабарико и тех людей, которые за ним сразу активно подтянулись, в том числе и результат 2019 года, — считает Шелест.
Коронакризис тоже стал одной из важнейших определяющих вещей в зарождении протеста в Беларуси. И роль здесь сыграли не столько действия властей, сколько их риторика и то, какую информацию подавали обществу.
— Здесь, опять же, все упирается в отсутствие обратной связи с обществом. В любом случае, риторически, информационно власть проиграла эту ситуацию страшным образом, это была ужасная ошибка для власти. В результате коронакризиса мы получили серьезное падение уровня доверия к политическому режиму даже у тех, у кого он был, и обвал оставшегося доверия к госСМИ, — говорит Оксана Шелест.
— Коронавирус внес существенную лепту в то, что произошло в августе и продолжает происходить сейчас. Изначально коронавирус стал определенным тестом на солидарность для белорусского общества. Коронавирус сильно изменил общественное представление белорусов о себе, с одной стороны, с другой — сильно повлиял на подрыв доверия к государственным институтам, государственным СМИ. То есть общество развернулось в другую сторону. Потенциал 10 лет нарастал, и 2020 год стал триггером, когда случилось несколько событий, приведших к массовой мобилизации людей, — считает Егоров.
Соединить несоединяемое мог только режим. И он это сделал
Избирательные кампании 2010 и 2020 года не имеют между собой почти ничего общего. В 2010 году было 10 кандидатов, которые как минимум дошли до дня выборов, оставаясь на свободе. В 2020 году оппоненты Лукашенко попали за решетку еще до дня регистрации кандидатами в президенты.
Тем не менее появление претендентов в президенты не из числа традиционной оппозиции — тоже ответ на изменившееся общество.
— Тут важно правильно поставить вопрос: появились Тихановский и Бабарико и все закрутилось или Тихановский и Бабарико появились на политическом поле, потому что перед этим были события 2019 года и начала 2020. Мне кажется, выход Бабарико во многом спровоцирован пониманием процессов, которые все эти 10 лет шли. Думаю, если бы не было Бабарико, был бы кто-то другой из этой среды просто потому, что этот класс белорусского общества — бизнес — созрел для того, чтобы кто-то попробовал представлять его интересы. Появление Сергея Тихановского тоже не случилось весной этого года, это тоже результат 2019 года, в котором чувствительные люди и те, кто постоянно анализируют ситуацию, предсказывали политическую мобилизацию 2020 года, — говорит Оксана Шелест.
Важно также и то, что общество увидело 9 августа: солидаризацию двух больших социальных групп, которых в нормальной политической ситуации было бы очень удивительно увидеть соединившимися в одно движение.
— То есть условный электорат Тихановского и условный электорат Бабарико, которые соединились в этой кампании через женский триумвират, потом дошли до участков, а потом от участков до стелы — это два белорусских мира, которые вообще-то имеют совершенно разные интересы, совершенно разные установки, представления и картины мира. И представить себе политическую программу, которая объединяла бы их интересы, достаточно тяжело, если не невозможно. Соединить два электората в одну силу мог только политический режим, который просто посадил всех кандидатов, которые пытались визуализировать и представить интересы своих групп, — приходит к выводу Оксана Шелест.
Почему белорусы продолжают выходить на улицы
Феномен белорусской революции в том, что она затрагивает все возрастные и социальные группы населения. Чтобы понять, почему люди все выходят и выходят на улицу, надо понимать логику процесса: до 13 августа на протесты выходили уже втянутые много лет назад или весной этого года в политику люди. Утром 14 августа на улицу уже вышли те, кого задела ситуация 9−12 августа: беспрецедентный уровень насилия со стороны режима, который хотел все задушить на корню. То есть агрессией режим разбудил тех, кто, в принципе, мог и не обратить внимание на происходящие события.
— Все это время режим своими действиями расширяет круг протеста. Маховик репрессий раскручивается и задевает все больше и больше людей, а когда ситуация становится близкой именно тебе, ты вынужден на это реагировать. В этом, в принципе, одно из главных отличий между 2010 и 2020 годами. Люди, которые вышли на площадь в 2010 году, — это гораздо более четкая и замкнутая социально-культурная группа, площадь 2010 года была куда более сплоченной взглядами, отношением к политической ситуации и включенности во все эти процессы. И, соответственно, поскольку она была более сплоченной, круг людей, которых задело произошедшее, был гораздо уже. В 2010 году у людей не было возможности лично проверить, что происходило. Они вынуждены были с большей или меньшей степенью верить той официальной версии, которая преподносилась.
Важно, что баланс государственных и негосударственных СМИ тогда был другим, плюс за последние 10 лет пришли альтернативные источники информации — социальные сети, телеграм-каналы. То есть даже те, кто в 2010 году не одобрял разгон площади и не верил в официальную версию, не имели ни достаточной личной связи с этой ситуацией, ни достаточной информации, чтобы понимать, что там произошло.
— Поэтому реакция на Плошчу-2010 была достаточно слабой, по большей части она задела только ту часть общества, которая уже была вовлечена в политику так или иначе и не вышла вовне, — говорит Шелест.
В августе 2020 года круг политически мобилизованных людей, готовых к активности, был гораздо шире изначально, а главное, гораздо разнообразнее по социальному статусу и местонахождению в разных структурах и отношениях. И в результате, когда мы получили репрессии, мы получили и расширение кругов протеста, просто потому что это становится явным и видным для большего количества людей из разных слоев общества.
— На сегодняшний день, в отличие от 2010 года, невозможно не иметь позиции по происходящему в стране. Информация тотальна, все проникло во все сферы, и каждый человек, хочет он или нет, вынужден определяться, задавать себе вопросы, готов ли он оправдывать такого рода действия власти ради достижения какой-то мифической цели, даже если она ему нравится. Мы знаем, что многие люди, которые были не против того, чтобы после августа все осталось по-прежнему, включились в активное противостояние, потому что такого лица системы они не ожидали. С какими-то правилами и несовершенствами они готовы были мириться, но с ситуацией тотального беззакония и насилия они мириться не готовы.
Выборы 2020 года были странными с точки зрения политики, потому что ни у одной стороны, ни у режима, ни у объединенных штабов не было политической программы. Но сегодня речи о политике, говорит социолог, уже не идет, сегодняшний конфликт из политического поля ушел в этическое.
— Есть формула «цель оправдывает средства». Если вы принимаете ее, то дальше вы готовы мириться с любыми средствами для оправдания благородной цели или той, которая кажется таковой. Если вы не готовы однозначно ответить на этот вопрос, вы вынуждены разбираться, какими средствами белорусский режим пытается достичь своей цели. Мы уже в стадии этического, не политического конфликта.
«Есть три сценария, но Беларусь уже никогда не будет прежней»
Есть ли перспективы у белорусского протеста? Оксана Шелест считает, что как минимум Беларусь никогда уже не будет прежней. Даже вернуться к тому состоянию, которое было год, два назад или прямо перед выборами, просто невозможно. Подавление протестов не приведет к возвращению этой ситуации.
На сегодня, по мнению аналитика, есть три сценария, по которому может пойти история белорусского протеста.
Первый сценарий: протест будет задавлен
И речь не о прекращении уличных акций. Если власть передавит, то протестный ресурс убедится в том, что ничего сделать нельзя. Это очень плохой сценарий не только для тех, кто сейчас выступает за перемены, но и в целом для Беларуси. Потому что кроме того, что мы потеряем шанс на развитие, который общество сейчас пытается завоевать, мы погрузимся в страшную депрессию во всех смыслах на достаточно долгий период. Понятно, что это приведет и к серьезным видимым последствиям: еще большему оттоку разочарованных людей из страны, изоляции Беларуси на международной арене, усилению влияния России, вплоть до потери суверенитета.
— Перспектива довольно страшная, и я не знаю, насколько люди с той стороны, которые напрямую не участвуют в преступлениях, но все еще не определились, понимают, насколько эта перспектива страшна для всех. Лукашенко пугает всех 90-ми, но если сейчас история Беларуси пойдет по такому сценарию, это как раз возврат в 90-е, мы скатимся до такого уровня, на котором давно не были. Последствия для экономики, культуры и общественного здоровья предсказать довольно тяжело. Но скажу, что мне эта перспектива кажется маловероятной, потому что накопленного протестного ресурса достаточно много, люди готовы к длительному сопротивлению, — подчеркивает Шелест.
Второй сценарий: система изменится
— Я ожидаю разворачивания именно этой перспективы — перспективы политических изменений. Круг репрессий втянул в процесс людей, которые были достаточно далеки от общественной и политической жизни. Очень важно, что в этой ситуации сохраняются этические ориентиры: очень трудно смириться с тем, что все так закончится, когда в твоей стране полторы сотни политических заключенных, море политически мотивированных уголовных дел. В этот момент человек понимает, что если он остановится, эти люди будут сидеть достаточно долго за те взгляды, за которые он сам выступает. Пораженческие настроения, конечно, есть, но они не доминируют, у общества все же есть потенциал, — считает социолог.
Третий сценарий: проблему Беларуси решат внешние игроки
Шелест подчеркивает: сценарий, когда внешние игроки решат проблемы Беларуси — самый плохой для страны.
— Мне кажется, что в этом году у белорусов все больше и больше зреет понимание, что нельзя позволять никому решать наши проблемы за нас. И дозревают до понимания того, что и политическими делами в том числе придется заниматься самим, вкладываться в решение общих дел. То, что сейчас все таким трудом завоевывается, приведет к тому, что это будет больше цениться. В нашем гражданском созревании хорошо то, что мы не готовы принимать спасителя как такового, а готовы к политическим действиям, — считает аналитик.
|
Внимательнее...
